«Общаясь с разными представителями российской венчурной индустрии, мы часто задаем им один и тот же вопрос – почему в России нет своего Стива Джобса? И диапазон ответов кардинально широк: кто-то говорит про отсутствие предпринимательской культуры и еще молодую экономику, а кто-то настаивает на холодном климате и слишком широкой и сложной географии страны. Какой ваш вариант?»— Игорь Санин
Евгений Кузнецов:Я специально, чтобы освежить память, перед нашим интервью открыл знаменитую цитату Исаака Ньютона, который в своем письме забытому ныне Гуку писал, что «Если я видел дальше других, то только потому, что я стоял на плечах гигантов». Это очень правильная и мудрая фраза, которая показывает, что великие достижения – это никогда не заслуга одного человека. Это всегда прежде всего заслуга среды и сообщества. Заслуга тех людей, которые создают определенную деятельность. Только благодаря которой возникает эта история.
Почему я вспомнил Гука? Дело в том, что Роберт Гук был одним из основателей Британского Королевского общества, и у него было правило — то ли еженедельно, то ли ежемесячно презентовать очередной открытый им закон природы. И он с этим справлялся: в течение многих лет, на каждом Королевском обществе он презентовал очередной закон природы. До нас дошел только закон Гука, связанный с пружинками — кто помнит физику. А на самом деле он наоткрывал огромное количество законов. И только на основе этой эмпирики действительно появилась возможность делать очень многие обобщения. Ну, по крайней мере, так гласит история науки.
Если мы берем инновационную ситуацию, то на самом деле, она абсолютно такая же. Почему получилось у Джобса? Потому что очень много обстоятельств были возможными, очень много шагов было понятно, как сделать, и было довольно много тех, кто уже пробовал заниматься микроэлектроникой: она стала доступна, буквально, для гаражного творчества. Во вторых, там уже сложилась определенная культура: были опытные бизнес-ангелы и венчурные фонды, которые за двадцать лето набили себе все возможные шишки и уже имели определенное представление о том, что правильно, что неправильно.
Сегодня в России работают венчурные фонды, но опыт полного цикла в десять лет на рынке есть лишь у единиц. Бизнес-ангелов – тоже, сколько мы ни бьемся, все еще штучное количество. Все это приводит к тому, что таких, в хорошем смысле чокнутых, как Джобс, эти препятствия останавливают. Конечно, развитие в инновационной сфере — это нигде и никогда в мире не прямая дорога. Даже в Силиконовой долине существуют свои очень жесткие препятствия, и они связаны с сильной конкуренцией, с темпом, с достаточно высокой дороговизной рабочей силы. То есть это просто другие барьеры. Так что мой ответ – почему достиг Джобс? Потому что были гиганты, на которых можно было вскарабкаться. У нас такая пирамида еще только строится.
«Сложно не согласиться с тем, что гений Джобса – скорее от бизнеса, чем от технологий. Он ведь ничего не изобретал, а взял готовые решения и грамотно соединил их вместе.»—
:Совершенно точно. В подавляющем числе стартапов СЕО заменяется на профессионала на первой же инвестиции после посевной. Обычно это либо бывший профессиональный директор стартапов, у которого несколько успешных компаний за плечами, либо человек из какой-нибудь крупной компании, который понимает, что никогда не дорастет до СЕО, но хочет быть первым лицом и получить опцион.
Процесс бурного роста, когда из команды в 5-10 человек ты должен превратиться в компанию из нескольких сотен и даже тысяч, всегда связан с очень сильным, резким ростом управляющих структур. Если у человека нет такого опыта, если он не знает, что такое две тысячи сотрудников, то компания не вырастет никогда. Именно поэтому в Долине происходит эта замена.
У нас в подавляющем числе случаев предприниматель искренне считает, что его компетенции достаточно. То есть, раз он что-то изобрел, значит, его хватит и на развитие компании. Есть, конечно, исключения, но на единичые примеры компаний, которые выросли со своим СЕО, есть десятки, сотни, даже тысячи стартапов, которые из-за этого умерли. Просто не смогли измениться.
И тот же Джобс, на самом деле, подтверждает это правило. Он ушел из компании тогда, когда его неадекватность ей вредила, когда он разрушал компанию своим неумением ею управлять. И только после того, как он набил шишки, создал несколько успешных стартапов, после того, как он этот путь прошел дважды, он уже вернулся. И он уже не дурил, а он уже знал, что делать.
Один из эффектов Долины – что стартап-среда погружена в эти сотни крупных офисов, которые являются не столько поставщиками программистов, сколько поставщиками СЕО. То есть, грубо говоря, стартапы и фонды грабят лучшие кадры из тех корпораций, которые растут рядом. А у нас толком и пограбить некого. И стартапы не хотят, и фонды не хотят. Поэтому русский Стив Джобс скорее всего сидел бы в гараже и говорил, что не нужен ему никакой предприниматель, дайте мне денег и я вам спаяю еще более лучший компьютер. Так бы и сгинул.
«Тем не менее, пока в стартап не пришел профессиональный CEO, его команде нужно помимо технологии иметь четкий план, как на этой технологии заработать. Откуда взяться этому пониманию, если за плечами нет подобного опыта?»—
:Во всем мире технологическое предпринимательское коммьюнити в основном возникает в университетах. И сепарация на людей, кто больше про бизнес и кто больше про технологию, происходит естественно, в университетских кампусах.
У нас же кампусов нет. Есть только университеты. А кампус — это определенная социальная среда, культура, совместное проживание, facilities, лабораторный комплекс. В России они только начинают появляться. Не без нашего участия, кстати. Мы очень много работаем с несколькими регионами, с Новосибирском, например, и с другими, по созданию университетских кампусов.
Сегодня наши разработчики – на 90 процентов технологи и на 10 процентов – предприниматели. Как это решить эту проблему? Решается это двумя историями. Первая – это предпринимательское образование, точнее даже не образование, а скорее вовлечение в предпринимательство и возможность попробовать. Потому что предпринимательству невозможно научить академически, но можно дать попробовать развить навыки.
В этом году нас очень порадовал конкурс БИТ – 1600 заявок, и все очень хорошего качества. И уже появляются люди, кто запустил удачный, или неудачный стартап, и вышел из него. В 2010-2011 годах они набили шишки, и теперь они идут уже осознанно, с пониманием ситуации. Поэтому я думаю, что сейчас как грибы после дождя будут расти частные и государственные акселераторы. И теперь туда выстроится очередь не из «грантоедов», не людей с блажью, а из тех, кто либо потерпел неудачу, либо что-то сделал, и уже четко понимает, что он хочет.
Вторая история – это история о том, что у нас принято считать, что основной путь стартапа – это команда => инвестиция => большой бизнес => IPO => крупная компания. Такой сценарий нигде в мире не является основным, кроме, может быть, Китая. К примеру, в Штатах сейчас процент стартапов, получивших инвестиции и дошедших до IPO – около 10%. Остальные – это M&A, то есть прошедших через неявное поглощение. И мы думаем, что сейчас надо больше стимулировать именно такой ход, выращивая компании под продажу. К сожалению, для этого должны быть компании, которые занимаются покупками. А у нас кроме Яндекса – кто у нас покупает? Разве что несколько крупных технологических и телекоммуникационных компаний.
«Складывается впечатление, что российский рынок венчурных инвестиций пока еще активно подпитывается из других, более традиционных областей. В отличие от пресловутой Силиконовой Долины, где инвесторы – это в прошлом успешные технологические предприниматели.»—
:Совершенно точно.
«Что же, нам не хватает успешных технологических предпринимателей со свободными деньгами?»—
:Ну, смотрите: это история про стадии. То есть должно было быть два-три поколения успешных входов и выходов. Поколение в этом бизнесе — это пять-десять лет. Давайте возьмем минимальную планку: пять лет. Это значит — пятнадцать лет, где это ангельское коммьюнити должно сделать два-три раунда. В России же история ангельства насчитывает, наверное, один полный цикл. Один.
Этот один полный цикл состоял из двух типов людей. Первый тип людей — это люди, которые сделали удачный стартап в раннюю рунетовскую эпоху и начинают работать как ангелы. Сейчас их стартапы только начинают выходить.
Второй тип — это так называемые «бонусные ангелы». В России был раунд, начавшийся где-то в начале двухтысячных, когда много топ-менеджеров разных индустрий начало играть своими деньгами. То есть люди получают годовой бонус, и машина-квартира-дача у них есть, им хочется сделать что-то для души. Вот такие бонусные ангелы начинали инвестировать где-то с середины 2000 годов, и по большей части проиграли. Проиграли потому что они это делали в одиночку, вслепую, выбирая неправильные стартапы. А сейчас эти бонусные ангелы начинают вкладываться, объединяясь в синдикаты или бизнес-ангельские сети. Этот процесс начался года два назад, и должен отработать цикл — то есть, хотя бы лет пять.
На Западе считается, что есть единственный критерий успешности ангела – количество инвестиций. Лидеры, все, кого мы знаем – это пятьдесят сделок. А теперь представьте, сколько денег должно быть у человека, чтобы он сделал пятьдесят микроинвестиций? Даже со средним чеком пятнадцать-двадцать тысяч – это довольно большие деньги. И круг людей, у кого эти деньги появились, он еще только накапливается.
«Еще совсем недавно отечественные предприниматели часто упрекали инвесторов в том, что на ранних стадиях им предлагаются драконовские условия – отдать чуть ли не 50% за, казалось бы, небольшую сумму. И отсылали, как правило, к Силиконовой Долине, где ангел может прийти, положить деньги на стол, и, собственно, уйти, практически ничего не взяв взамен. Справедливы ли упреки? И вообще, меняются ли правила игры с ростом рынка?»—
:Работает все то, о чем я говорил в самом начале. Есть одно золотое правило: на этом рынке ничего не делается из кем-то придуманных правил, а делается только из жестких законов конкуренции. То есть, почему ангелы снижают процент? Да потому, что есть другие ангелы. Почему сегодня средняя цена входа в Америке такая? Да потому, что там этих ангелов — тысячи. И вот цена стабилизируется. Это чистый рынок. Никаких теорий, никаких рекомендаций ВЦСПС, никаких золотых правил, составленных по опросам стартапов. Только конкуренция.
Почему у нас так? Потому что у нас, условно говоря, рынок покупателя. То есть, стартапов много, ангелов мало. И ангелы могут снимать сливки на самых выгодных для себя условиях. А вот на поздних раундах – там наоборот, рынок продавца, и стартап может заломить все что угодно. Посмотрите на сделку с LaModa – чеки вздуты абсолютно. А проценты понижены. Почему? То же самое – чистая конкуренция.
Ничем это не исправится, кроме естественного хода процесса. Вот будет много ангелов, стабилизируется их количество по отношению к стартапам, тогда средний прайс упадет естественным образом.
«Отсутствие историй успеха российских технологических стартапов – это реальность или просто недостаточное медийное покрытие? Кажется, наши масс-медиа не сильно любят рассказывать про успешных инноваторов и предпринимателей.»—
:Проблема состоит в следующем. У нас очень мало историй успеха по естественным причинам. Но у нас действительно был тяжелейший барьер на нежелание рассказывать об этих историях со стороны крупных медиа, потому что для них эти истории маленькие. В стране, в которой все привыкли комментировать доходы менеджеров Газпрома, какая-нибудь сделка, даже на десять миллионов долларов, в общем-то была долго неинтересна. Но мы создали несколько инструментов, которые бы эту картинку взламывали за счет нашей поддержки.
Например, мы с десятого года делаем передачу "Технопарк" про яркие, красивые истории, в основном — региональные. Сами компании счастливы, потому что у них после каждой передачи начинается взрыв по контактам, по сделкам, по прочему. В прошлом году запустили ТехУспех, вместе с Бортником, который рассказывает об успешных быстрорастущих компаниях в диапазоне от ста миллионов до десяти миллиардов рублей выручки.
Но большие медиа по-прежнему пока еще только учатся.
«Может, просто на такой контент нет массового спроса?»—
:Ну, они это так объясняют. Они же на аудиторию работают, а аудитория бизнес-ангелов и венчурных фондов, сами понимаете, очень маленькая.
В общем это как раз та история, на которую мы должны работать. До сих пор мы не столько поддерживали медиа напрямую, сколько стимулировали приход к ним рекламодателей. То есть, в итоге денег, которые пришли с рынка на затеянные совместные проекты оказалось больше, чем мы дали. РБК в последнее время достаточно профессионально освещают венчурную индустрию. Появляются хорошие обзоры и статьи у многих печатных медиа.
Так что думаю, эта история пойдет. Везде в мире этот эффект работал. Мы сейчас сидим на мероприятии TechCrunch, который выиграл ровно на этом. Пока крупные медиа считали, что стартапы – это баловство, у стартапов и фондов была потребность в собственных коммуникациях. И возник блог, который теперь стал целым «медиадомом».
Поэтому я думаю, что через два-три года о стартапах и сделках будут писать и крупные медиа, и появятся несколько нишевых, которые будут иметь с ними равный голос. Айсберг начнет потихоньку разворачиваться.
«Откуда венчурная индустрия ожидает следующей технологической инновации, которая фундаментально все изменит?»—
:Во-первых, в мире разворачивается сложносочиненная история про диджитализацию всего. Происходит перевод в цифры огромного числа бизнесов. Энергетика, биология, здравоохранение, производство, банкинг, торговля и многое другое. Мы находимся в начале длинного, десяти-двадцатилетнего задела. Если брать классические S-образные кривые, когда индустрия возникает, достигает пика, а потом стабилизируется, мы находимся в середине роста. То есть, IT как драйвер мировой экономики будет нас всех тащить еще лет двадцать. Это первая волна.
Но на подходе есть тоже несколько таких волн, которые переделают все вокруг. Одна из них – это, конечно, биология. Там происходят чудовищные и одновременно восхитительные вещи – это зависит от оценок. Биология и фундаментальная медицина активно производят новые знания в области иммунитета, работы человеческих органов, взаимодействия человеческого тела и психики, взаимодействия людей между собой, экосистем, городских сред, экологии. Фактически там просто идет революция. И все это на наших глазах упаковывается в бизнес.
«Фармкомпании не сопротивляются?»—
:Фармкомпании попытались посопротивляться. И, в общем, вовремя поняли, что иначе их сметет волна. Например, активно обсуждаемый сейчас стартап жены Сергея Брина 23andMe. Один из его инвесторов – не кто иной, как Джонсон и Джонсон. И в их венчурном фонде в прошлом году было сто двадцать три стартапа. Понятно, что это не в полном смысле фонд, а скорее «скаутинговый» инструмент, чтобы положить везде денежки и держать руку на пульсе. Никто ведь не хочет разориться и уйти в тень так же, как ушли в тень какие-нибудь автомобильные и энергетические гиганты прошлого. Все хотят выжить.
«В последнее время много говорят о революции, которую на наших глазах совершает американский стартап Тесла, выпустивший на рынок первый массовый электромобиль. А основателя Tesla Motors Элана Маска уже называют новым Биллом Гейтсом.»—
:Да, еще одна волна — это, конечно, энергетика. Вот то, о чем вы сказали. Это не только электризация, новые источники питания, новые аккумуляторы, новые батареи. Это прежде всего — новая организация энергетики. Смарт-гриды, новое распределение энергетики, управление энергоэффективностью, рациональное пользование, автономные дома, и так далее. Огромный рынок.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, мировой венчурный бизнес вкладывает сейчас примерно поровну в три корзины: IT, биология-фармакология и энергетика.
«Упомянутая дигитализация – вкупе с растущей популяцией, не породит ли проблему структурной безработицы? Причем речь не о физическом труде – сейчас все активнее автоматизируются многие вполне офисные, менеджерские функции.»—
:Смотрите: есть два тренда, которые в России сливаются в одну кашу, по причине нашей, так скажем, неграмотности. Первый тренд – это переход от индустриальной к постиндустриальной экономике. Это то, что в мире начали делать двадцать-тридцать лет назад. Когда, например, Англия из страны индустриальной стала постиндустриальной. И сейчас она зарабатывает не на угле и стали, а на процессорах, которые стоят во всех Айфонах.
У нас переход к постиндустриальной экономике в стране еще не произошел. У нас и психология власти, и психология общества, и все образование, и вся наука, и все города – все индустриальные. Должен быть завод, этот завод должен обеспечивать местный университет, и вокруг этого должны стоять спальные районы. И как бы мы ни хотели, нам в постиндустриальную страну придется превращаться.
Вторая волна – технологическая. Например, перевод многих видов сервисов в электронные формы высвободит огромное количество людей, кто занимается этими сервисами. Почему это разные волны? Потому что классическая смена индустриальной на постиндустриальную фазу – это переход людей с заводов в сервис. То есть, люди отошли от станка, переучились и стали работать в офисах: например, на каких-то точках коммуникации с клиентами. Стали, условно говоря, менеджментом. А сейчас и этих людей выгоняют. То есть, нам надо одну безработицу преодолеть, а у нас уже вторая на носу.
Это, конечно, дикий вызов. В мире он будет отрабатываться естественным путем. В развитых странах будет происходить перетекание людей из офисов в лаборатории. Вот почему люди карьерно ориентированные 10 лет назад на работу в корпорации, сейчас карьерно ориентированы на работу либо в стартап, либо в экосистемный проект. Они когда-то с завода переместились в офис, а затем из офиса перемещаются на какой-нибудь startup-competition.
У нас этот транзит состоялся разве что в Москве, где люди переехали из заводов в офисы. И сейчас закономерно будут переезжать на стартап-площадки. А в регионах с этим значительно хуже. И это, конечно, очень тяжелая история – как обеспечить социальную стабильность и управляемость этого процесса. У нас, к сожалению, эта тема еще не осознана наверху. И над этим еще предстоит биться отдельно.
Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы быть в курсе всех новостей и событий Рунета.