— Для начала, расскажите, что представляет главный интерес для TMT Investments?
— Мы сейчас работаем с тремя регионами — c восточной Европой, включая страны СНГ, c Израилем и со Штатами. Если говорить про инвестиционный фокус, то это в основном B2B-проекты: проекты, касающиеся тематики big data, marketplaces, различных CRM, ERP-систем, которые помогает малому и среднему бизнесу с точки зрения организации эффективного труда компании. Недавно мы совершили восьмой выход, сейчас у нас в портфеле 35 компаний. До выхода годовой отчетности я не могу озвучить показатели доходности 2016, но для фондов размером до 100 млн долл, начавших инвестировать в 2011 г., мы входим в 2% фондов с самой высокой доходностью. Считаю это отличным результатом нашей работы.
— Насколько активно вы инвестируете в США и в Израиль?
— США по количеству сделок у нас на первом месте, на втором месте восточная Европа, на третьем месте Израиль. Причем, когда мы говорим о США, то это компании, инкорпорированные в Штатах и ведущие там активно бизнес, а принадлежат они зачастую выходцам из стран СНГ и Европы. Такое региональное распределение связано даже не с каким-то нашим желанием ограничить количество по региону, а просто так получается по самим проектам. Большую часть хороших проектов мы встретили пока в Штатах.
— Станет ли, на ваш взгляд, в следующие четыре года стартапам легче прожить в Америке?
— Я думаю, что в следующие четыре года им однозначно не станет жить легче. Мы знаем, что последний год нахождения у власти старого президента и первый год нахождения у власти нового президента — это всегда два самых турбулентных года, если брать экономическую историю Америки. Поэтому 2016 — последний год Обамы, был достаточно турбулентным. Например, если взять период в 12 мес с 3 квартала 2015 по 3 квартал 2016, то мы увидим, что в Штатах объем венчурных инвестиций сильно просел — упал на 29%. Первый год при Трампе тоже будет таким: пока экономика придёт в себя, пока все поймут, какую экономическую доктрину несёт кабинет Трампа и его сподвижников, пока возникнет некий консенсус во всей властной элите, все поделят министерские портфели и так далее. Что-то останется прежним, что-то поменяется. Из-за этого, я считаю, будет волатильность, а потом, когда, я надеюсь, все увидят, что не так страшен черт, как его малюют, ситуация стабилизируется. Но, поскольку американский рынок очень большой, с точки зрения объемов инвестиций и объемов проектов, ничего катастрофического там быть не может.
— А можете ли дать какой-нибудь прогноз по России — можно ли как-то спрогнозировать на ближайшие пять лет, что будет происходить?
— Россия, как всегда за последние годы, зависит сугубо от политики и больше ни от чего, поскольку у нас все экономические законы сами по себе не работают вообще, они работают только в привязке к политике. Это в Америке администрация может поменяться и ситуация на 5% изменится, у нас же, если меняется какой-то тренд в политике, то ситуация может на 100, на 200% измениться. Поэтому все будет зависеть от выборов 2018 года, от снятия санкций, а главное, конечно, от политической воли: что решит первое лицо и правительство с точки зрения налогообложения бизнеса и инвестиционного климата. Если же наше правительство повернётся лицом к малому и среднему бизнесу, поймёт, что для того, чтобы нация выживала, ей необходимо иметь много среднего и мелкого бизнеса, потому что не Газпромом единым и не РЖД должна кормиться Россия, а малым и средним бизнесом… Если этот разворот произойдёт и решится вопрос с кредитованием малого и среднего бизнеса, с налогообложением, с тем, чтобы силовые структуры и налоговая инспекция, суды, пожарные и прочие не кошмарили бизнес… Если ситуация всё-таки будет развиваться в этой области, то, конечно, улучшение на 5-10-15% может произойти. Если же никакого триггера, улучшающего эту экономическую ситуацию, не будет, я не вижу другого варианта, кроме постоянного падения ВВП на полтора-два процента в год. Если триггер включится в ближайшие 2–3 года, ситуация может развернуться, и тот же ВВП может на 3–4% начать расти в год.
— Американский рынок и рынок стран СНГ несколько отличаются. Как вы работаете именно с компаниями в СНГ? Как вы выбираете, в кого инвестировать в такой нестабильной ситуации?
— В СНГ большую часть хороших стартапов генерят три страны: Россия, Украина, Беларусь. Мы смотрим прежде всего на те проекты, у которых потенциал масштабирования на другие страны максимальный, то есть они показывают какую-то динамику в других странах, будь то Европа или Штаты. Проект должен подтверждать свою жизнеспособность, возможность продавать свои услуги в других странах. Если проект локальный — только на Россию, или только на Украину, только на Беларусь — это нам не очень интересно.
— Что именно делает проект хорошо масштабируемым?
— Если у проекта есть достаточно хорошо сформулированная идея по продаже, и эта идея достаточно общая, она удовлетворяет какую-то базовую потребность людей в разных странах, и на каждом рынке, на рынке каждой страны есть многочисленная аудитория или людей, или компаний, которые готовы покупать такую услугу, этот проект доказывает свою возможность масштабироваться. Многие проекты пытаются решать какие-то локальные задачи каждой из стран, но это неправильно. Ведь интернет — это глобальная сеть.
Хороший проект должен решать какую-то базовую потребность компании. А эти потребности у любой компании, российской, американской, европейской — одинаковые. Если проект все-таки рассчитан решать какую-то достаточно локальную потребность, нам такой проект абсолютно неинтересен, и мы считаем, что у него гораздо меньше потенциала к развитию.
— Если посмотреть с противоположной стороны, то какие есть ниши в сфере B2B именно для малого и среднего бизнеса, которые уже хорошо закрыты в США, может быть, в Израиле, Европе, а в России и Украине — еще нет?
— Мы видели очень много продуктов, которые работают, например, с документацией для отделов продаж и их контрагентов. Есть проекты, которые решают проблемы, документооборота юридических подразделений. Таких отраслевых проектов в тех же Штатах очень много.
Я видел, например, очень интересные проекты, которые решают проблему конкретно автоматизации, выписки счетов для малого бизнеса. Это хорошо поставлено в Штатах, но, к сожалению, эта автоматизация еще на достаточно низком уровне в России, странах СНГ. Очень часто процессы работы между контрагентами в России очень длинные, неэффективные, контракты между юристами могут подписываться неделями или даже месяцами.
— А с чем дела в России и Украине как раз обстоят хорошо? Что мы умеем?
— В России и на Украине на самом деле дела обстоят очень хорошо с разработчиками, которые очень высокого уровня. Я сейчас говорю даже не про CEO, не про фаундеров, а именно про тех людей, руками которых создаются проекты, технарей. И тут главная задача государства — замедлить любыми силами утечку этих квалифицированных кадров за рубеж и, конечно же, поддерживать стандарты образования на нормальном уровне.
— Как, например?
— Ну как, должны быть, естественно, не просто запреты. Нужно, чтобы было много российских компаний, которые могут дать адекватную зарплату, достойную этого сотрудника. Для этого нужна хорошая экономическая ситуация, как, скажем условно, была в России до 2008 года. Конечно, это макроэкономический вопрос, это не вопрос одного года. Это вопрос оздоровления всей экономики.
— Вы в основном инвестируете в B2B, но инвестировали и в медиапроект, новостной агрегатор — Anews. Чем он вас заинтересовал?
— Это одна из 35 инвестиций ТМТ Investments. Есть у нас ещё несколько инвестиций в фонде 101 Startup.
Почему именно медиапроект? Потому что рынок медиа переживает сейчас бурную революцию и этот процесс будет продолжаться ближайшие 15–20 лет. На рынке медиа, мы с вами видим, поменялось абсолютно всё: поменялся формат представляемой информации, абсолютно поменялась сама модель чтения, даже предпочтения, чего хотят читатели. Поменялся за время кризиса и сам социально-демографический портрет населения России. Колоссальными темпами уменьшился средний класс, уменьшился бизнес, что тоже очень сильно влияет на предпочтения аудитории.
Если, например, до 2008 года была очень важна экономическая информация и существовали и были очень востребованы услуги профессиональных экономических агентств, таких как РБК, Интерфакс, Reuters, у которых были ленты с информацией по нефти, по металлургии, по химии и так далее. Бизнес все время требовал корпоративную и макроэкономическую информацию, которая ему была необходима для принятия решений. Ситуация сейчас резко изменилась: уже не нужно никому такое количество фондовой, отраслевой, макроэкономической информации. Зато гораздо больше возникла потребность в каком-то интересном чтиве, в каких-то сиюминутных новостях, может, более политических, чем экономических.
А еще возникли соцсети, которые тогда только набирали силу. Сейчас они в полной мере стали формировать нового читателя. После 2008 года выросло новое поколение людей, которое начало свою информацию черпать все больше не из профессиональных медиа, а в соцсетях и новостных агрегаторах.
Люди потянулись к более коротким форматам информации, и, кроме того, у людей абсолютно ослабла лояльность к каким-то конкретным СМИ. Если раньше была целая большая прослойка людей, сотни тысяч, которые доверяли только Интерфаксу, или только РБК, или только «Ленте.ру», сейчас всё смешалось в доме Облонских. Люди готовы читать большое количество разных СМИ, тем более что в связи со сложной политической ситуацией, которая возникла начиная с 2014 года, в интернете появилось огромное количество фэйков. Все СМИ разделились на несколько лагерей, каждый из которых пишет информацию в том формате, который ему диктует его редакционная политика. Поэтому для того, чтобы средний россиянин составил какую-то картину дня, ему необходимо посмотреть 15–20 разных СМИ.
Как раз эту проблему и стали решать новостные агрегаторы, которые дают каждому по его интересам какой-то новостной, скажем так, срез СМИ. За текущий год у Anews практически удвоилась аудитория, в месяц это уже 7 миллионов человек.
Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы быть в курсе всех новостей и событий Рунета.