Мы — дети Сети

I.

Мы – дети Сети. Мы, которые выросли вместе с Интернетом и в Интернете, являемся таким поколением, которое как-то противоположно соответствует условиям этого понятия. Мы ощущали не импульс  действительности, а превращение самой действительности; нас связывает не общий, ограниченный культурный контекст, а сознание свободы выбора этого контекста и самоопределения.

Когда я пишу эти слова, я в курсе, что использовать местоимение «мы» с моей стороны является злоупотреблением, потому что наше “мы” пластичное, неясное, используя старые категории, – временное. Когда я пишу «мы» я имею в виду «многие из нас» или «некоторые из нас». Когда пишу «мы являемся», я имею в виду «мы иногда являемся». Я использую слово «мы» только затем, чтобы я вообще мог что-либо написать о нас.

Мы росли вместе с Сетью и в Сети. Это отличает нас и составляет неочевидную, но значительную разницу: Сеть не обозначает для нас «место» или «виртуальное пространство». Сеть не стоит отдельно от действительности, а является равноценной частью действительности, невидимым, но постоянно присутсвующим слоем, который проникает в физическое пространство. Мы не используем Сеть, мы живём в ней и вместе с ней. Если бы нам надо было рассказать вам наш роман воспитания, в каждом из впечатлений, которые нас формировали, был бы какой-то естественный элемент Интернета. В Сети мы дружили и ссорились, в Сети мы готовили шпаргалки к контрольным работам, там мы организовали тусовки и совместную учебу, там мы влюблялись друг в друга и там мы расходились. Сеть для нас не технология, которую надо было выучить и в которой нам удалось найти себя. Сеть – это процесс, который происходит и беспрерывно меняет форму на наших глазах. Технологии появляются и исчезают в перифериях, услуги возникают, процветают и гаснут, но Сеть продолжает существовать, потому что Сеть – это мы. Мы, которые общаемся друг с другом естественным для нас образом – более интенсивным и эффективным, чем что-либо существовавшее в истории человечества.

Мы росли в Cети и поэтому мы немножко по-другому думаем. Умение найти информацию для нас такой же основной навык, как для вас в постороннем городе найти вокзал или почту. Когда хотим что-то узнать – каковы первые симптомы оспы, не подозрительно ли высок счет за воду или почему затонула Эстония – мы действуем с такой уверенностью, как будто ведём машину, снабженную GPS. Мы знаем, что нужную информацию мы найдем во многих местах, мы знаем, как туда попасть, мы в состоянии оценить ее достоверность. Мы привыкли к тому, что вместо одного ответа мы находим множество, и мы можем выбрать из них один, вероятно, самый правильный, отбрасывая те, что кажутся менее правильными. Мы отбираем, фильтруем, запоминаем, и мы готовы заменить устаревшую информацию, как только появляется ее новая, лучшая версия.

Сеть для нас является какой-то разделяемой внешней памятью. Нам не нужно запоминать лишние детали: числа, суммы, формулы, параграфы, названия улиц, точные дефиниции. Нам хватает абстрактной, ограниченной по своей сути информации, которая полезна для переработки и сочетания с другой информацией. Когда нам нужны будут детали, мы их проверим за несколько секунд. Нам не надо во всем разбираться, потому что мы знаем, где найти людей, которые разбираются в том, в чем мы некомпетентны, и которым мы можем доверять. Таких людей, которые разделяют с нами имеющуюся у них информацию не ради прибыли, а по убеждению, что информация живет в движении, что она хочет быть свободной, и что благодаря обмену мы все извлекаем пользу. Каждый день, когда мы учимся, работаем, решаем повседневные проблемы, мы развиваем наши интересы. Мы умеем и любим соревноваться друг с другом, но наше соревнование, желание обратить на себя внимание, основываются на знаниях, на способости интерпретации и обработки информации, а не на монополии.

II.

Участие в культуре для нас не торжественное событие – глобальная культура для нас является основным элементом нашей идентичности. С точки зрения самоопределния, это важнее, чем традиции, историческое толкование, общественная позиция, происхождение, даже важнее, чем язык, который мы используем. Из океана культурных благ мы вылавливаем те элементы, которые нам подходят больше всего – мы вступаем с ними в диалог, мы их оцениваем, и записываем эти оценки в сервисы, специально для этого.Некоторые фильмы, сериалы или видеоролики мы смотрим одновременно с нашими сотрудниками или знакомыми, живущими на другом конце мира; наше признание к другим произведениям мы разделяем с небольшим количеством людей, с которыми, может быть, мы никогда не встретимся в настоящем мире. Отсюда происходит наше чувство одновременной глобализации и индивидуализации культуры. Отсюда происходит потребность в свободном доступе к этой культуре.

Это не означает, что мы требуем, чтобы все культурные блага были доступны бесплатно, хотя мы сами, когда создаем что-нибудь, обычно участвуем в кругообороте. Мы понимаем, что творческий процесс требует траты ресурсов, несмотря на то, что качество звуко- и кинозаписей, до сих пор закрепленное за кастой избранных специалистов, стало доступно всем. Мы готовы платить, но для нас кажется нереальной гигантская норма прибыли, использованная дистрибьюторами. Почему мы должны платить за распространение такой информации, которую можно мгновенно скопировать, нисколько не уменьшая ценности оригинального материала? Если мы получаем только саму информацию, тогда хотим, чтобы цена была адекватной. Мы можем платить больше, но тогда хотим добавленную ценность: интересную упаковку, безделушку, изображение лучшего качества, возможность просмотра «здесь и сейчас» без нужды ожидания загрузки полного файла. Мы умеем выражать нашу признательность авторам и мы хотим награждать их (с тех пор, как деньги перестали быть банкнотами и превратились в ряд цифр на экране, платеж стал немножко символичным актом, выгодным для обеих сторон), но достижение планированных корпорациями результатов сбыта нас совсем не интересует. Это не наша вина, что их бизнес в до сих пор существующей форме потерял смысл – а они, вместо того, чтобы конкурировать и предложить нам то, чего мы не можем достать бесплатно, решили укрепить свою настоящую позицию.

И еще одно: мы не хотим платить за наши воспоминания. Фильмы, которые мы помним с нашей юности, музыку, которая сопровождала нас десять лет тому назад – во внешней памяти Сети – это простые воспоминания, вызов, обмен и переработка которых для нас настолько очевидны, как воспоминания о «Четырех танкистах. Сказки, которые мы смотрели в детстве, мы находим в сети и показываем нашим детям – так же как и вы рассказывали сказку о “Красной шапочке” или о “Трех козлятах”. Можете себе представить, что кто-нибудь обвинит вас в нарушении закона за это? Мы тоже не можем.

III.

Мы привыкли к тому, что наши счета оплачены, будь только достаточно денег на нашем банковском счете, что открытие банковского счета или перенос мобильного номера к новому оператору влечет за собой лишь заполнение анкеты онлайн и подписание договора, привезенного курьером, даже поездку на другой конец Европы с пересадкой по дороге и осмотром города можно организовать за два часа. Поэтому нас как пользователей государства все больше раздражает анакронизм его интерфейса. Мы не понимаем, почему налоговая декларация состоит из нескольких формуляров, среди которых самый большой содержит больше, чем сто рубрик. Мы не понимаем, почему — сама по себе абсурдна — обязанность прописки по новому адресу влечет за собой предварительную выписку с прежнего адреса, как будто одно управление не могло бы связаться с другим без нашего участия.

Нет в нас того исходящего из устрашения покорного принятия, которое характерно для наших родителей, которые убеждены в чрезвычайной важности официальных дел и торжественном характере контактов с государством. Мы не ощущаем того уважения, которое происходило из расстояния между одиноким гражданином и величественными “вершинами” власти, виднеющимися где-то в тумане. Образ нашей общественной структуры впрочем другой, чем ваш: она основывается на сети, а не иерархическая. Мы привыкли к тому, что мы можем попытаться начать диалог почти со всеми – с журналистами, мэрами, профессорами университетов или известными певцами – и для этого мы не нуждаемся в полномочии, происходящего из общественного статуса. Успех контакта зависит всего лишь от того, признают ли содержание сообщения важным и достойным ответа. И поскольку благодаря сотрудничеству, постоянным дискуссиям, закалке мнений в огне критики мы чувствуем, что во многих вопросах наши мнения просто лучше – почему мы не должны ожидать серьезного диалога с правительством?

Мы лишены набожного уважения к “демократическим институтам”, существующим в нынешней форме, и убеждения в их аксиоматической роли, которое характерно для тех, для кого “демократические институты” памятники, воздвинутые одновременно ими и им. Нам не нужны памятники. Нам нужна такая система, которая соответсвует нашим требованиям, прозрачная и эффективно работает. К тому же, мы привыкли к тому, что изменение возможно, что любая неудобная в использовании система может быть заменена – и заменяется – новой, более эффективной системой, лучше приспосабливающейся к нашим требованиям, предлагающей больше возможностей для действия.

Свобода является нашей самой большой ценностью: свобода слова, свобода доступа к информации, культуры. Мы чувствуем, что благодаря этой свободе сеть является тем, что она представляет собой – и что защита ее свободного характера является нашей обязанностью перед будущими поколениями, так же, как защита окружающей среды.

Может быть мы до сих пор не называли это так, может быть мы сами еще не осознали это – но то, чего мы хотим это может быть просто истинная, настоящая демократия. Демократия, о которой может быть ваши публицисты даже не мечтали.