Не люблю, когда я прав. Серьезно, это не приносит ничего хорошего, вечно я прав только, если это означает появление на горизонте какой-нибудь гадости или глупости.
Вот, например, появляющаяся неотвратимо, как налоговый
инспектор, и некстати, как зубная боль, тема защиты детей от «нежелательного
контента», борьба с детской порнографией и за безопасный интернет.
Нужное, вроде, дело, полезное. Забота о подрастающем
поколении и нашем светлом завтра. Но отчего-то, как только вздымается очередная
волна гнева, нет, не народного, но активистов хватает, как поблизости начинают
маячить едва уловимые призраки цензуры, борцов за копирайт и любителей
поохотиться на ведьм (нет, не Гензель и Гретель в голливудском варианте).
Сегодня такое обострение случилось снова. И что-то мне
подсказывает, что вскоре «костромские списки» в модернизированном варианте
накроют большую часть Рунета. И объясняться все это будет исключительно заботой
о здоровье нации. И будут приводиться весомые аргументы о необходимости борьбы
с пиратством, о защите детей от нелегального контента и жутких педофилов. И
мало кто вспомнит страшную сказочку о Синей бороде и его любопытных женах.
Хотя, я думаю, у многих уже сейчас мелькает мысль о том,
какой хлебный бизнес можно организовать на включении сайтов в белые списки. Кто
сказал — коррупция? Я просто фантазирую.
Точно также я фантазировал пару лет назад, когда писал
рассказ «Дальнобойщик». Честное слово, я писал его исключительно как
фантастику. Сегодня мне сказали, что рассказ стремительно становится
реальностью.
Надеюсь, читатели ошибаются.
Дальнобойщик
Мир, в котором победил копирайт. Вам он нравится?
Из густого тумана,
лизавшего обочины трассы, поднималась хрусткая, схваченная первым морозцем,
трава, бледно-желтая с черными прожилками. И стоял молчаливый придорожный лес,
сонный, полный серых туманных колец, вьющихся между больных, прокопченных
выхлопными газами стволов. И все равно — после душной кабины воздух был свеж,
чист и прозрачен, а сереющее, с робкими голубыми прорехами, небо над лесом
казалось высоким, прекрасным, тихо звенящим, как в детстве, когда стоишь,
запрокинув голову, и небосвод вдруг прыгает в недостижимую высь и распахивается
в оглушительном величии, от которого сладко и страшно захватывает дух.
Володя
постоял еще пару минут, затянулся в последний раз и выщелкнул окурок на
обочину. Потянулся с хрустом, душераздирающе, со стоном и завыванием, зевнул,
подпрыгнул пару раз, похлопав себя по бокам, и зашагал к кабине
«Дракона». Поставил ногу на ступеньку, подтянулся, ухватившись за
ручку, мазнул пятерней перед кругляшом сенсорного замка. Распахнув дверь,
закинул сильное тело в сухую жару кабины, и чертыхнулся, в который раз самому
себе обещая отрегулировать, наконец, систему обогрева. «Дракон» был
машиной надежной, неприхотливой, но дни его молодости, увы, давно прошли. Но
Владимир и мысли не допускал о замене боевого товарища. Вдавив кнопку стартера,
он нажал педаль, и прислушался к густому низкому рыку двигателя.
— Ну,
поехали, — пробормотал он сам себе, и снова, выворачивая челюсть, зевнул.
Конечно,
можно было открыть окно, Санкт-Петербургское императорское шоссе считалось
трассой относительно безопасной, но крепко засевший после многочисленных
поездок по южным губерниям России инстинкт решительно протестовал.
Запиликал
сигнал навигационной системы, и Владимир покосился на дисплей Как и положено по
графику, себя обозначил пост дорожной полиции, считывает данные о
«Драконе» и грузе. Может и не остановят. Хотя, если, делать совсем
нечего, могут заинтересоваться понижением индекса контент-лояльности до А с
двумя минусами. Впрочем, чего гадать, там видно будет. А вот радио включить не
мешает.
Он нажал
кнопку активации медиасистемы и кабину заполнил пронзительный девчоночий вопль,
сопровождаемый тяжелым баханьем басов: «а для царя, для батюшки-царяяя!!!».
Владимир
поспешно нажал кнопку, меняя станцию, и досадливо зашипел. Хорошо поставленный
женский голос вещал: «Патриотический хит группы «Ранетки. Некст
дженерейшен» «Спецназ» продолжает уверенно лидировать в чартах.
Спорный трек у многих критиков вызвал неоднозначную реакцию, причиной которой
стали слова: «А для царя, для батюшки царя, мы отсосем всему российскому
спецназу!». Между тем Патриарх Московский и Всея Руси Алексий Третий
сказал «Конечно, слова песни излишне смелы и церковь смиренно призывает
людей искусства к более взвешенному выражению верноподданических чувств.
Однако, не может не радовать столь искренне выражение патриотизма и любви к
защитникам Родины, высказываемое православной российской
Владимир
пробормотал что-то невнятное и снова сменил станцию.
„Владимирский
централ, ветер северный!“ — хрипло взревели динамики голосом недавно
воссоединившегося шестого состава группы „Бутырка“.
— Лучше
это, — процедил водитель сквозь зубы.
Вот-вот
должен был появиться пост. Навигатор разразился противным писком, сменившимся
голосом с явным кавказским акцентом:
— Вадытэль
автомобиля „Форд Дракон“ номэр А-Вэ шэсдэсят тры сорок шэст Бажэнов
Владымыр Павлыч, прослэдуйте к зонэ контрол поста Импэрской Инспэкции Дорожной
Двыжэний».
— Черт,
делать им все же нечего, — досадливо дернул щекой Владимир, но спорить,
конечно, не стал, щелкнув тумблером, ответил:
— Я Форд
Дракон
обочине.
От
раскрашенного в красно-сине-белые цвета цилиндра инспекторского поста, недобро
щурившегося в сторону трассы узкими прорезями бойниц, уже неторопливо,
вразвалочку шагал горбоносый инспектор а чуть позади шагал подтянутый моложавый
господин в неуместном здесь сером деловом костюме. Чуть дальше у поста стоял
еще один, совсем молодой полицейский, строго по инструкции держащий автомат на
груди обеими руками. Пытливый взор ему удавался плохо, парнишка явно предпочёл
бы покемарить часок-другой.
— Вот,
значит, чего они меня тормознули. Копирайтеры шныряют, — подумал водитель,
открывая дверь и выпрыгивая на асфальт.
—
Старшилэтэенат бр-гр-хр…, — невнятно пробормотал гаишник, поднимая ладонь на
уровень бедра. Видимо, обозначил приветствие.
— Инспектор
Его Императорского Величества Министерства по надзору за соблюдением авторского
права и защите интеллектуальной собственности Костырский. Предъявите ваши
личные документы, документы на автомобиль и груз.
— Да не
вопрос, сма-арите, — чуть зевнул Владимир, протягивая идентификационную карту и
обрезиненный терминал накладной.
Копирайтщик
мазнул по ней скучным взглядом и небрежно протянул себе за спину. Подскочивший
гаишник взял ее и углубился в изучение.
— Оружие,
запрещенные к применению наркотики, подрывные материалы, нарушающая авторское
право или не рекомендованная к ознакомлению информация имеются? — отбарабанил
он заученно.
— Да откуда
такое, господин начальник? Что мне, на каторгу захотелось? — лениво возмутился
Владимир.
— За
последние два месяца зафиксировано падение степени вашей лояльности к Закону об
авторском праве до уровня А с двумя минусами. Согласно регистрационным записям,
вы совершили покупку устройства, потенциально способствующего нарушению целого
ряда пунктов закона. Оно находится в автомобиле?
— Вот же
андроид, — подумал Владимир, — говорит, как инструкцию читает. Вслух же
ответил, почесывая в затылке иизображая работу мысли:
— Вы про
этот, про ноут чтоль? Так я играю на нем. Да музон слушаю.
— Почему не
пользуетесь для этих целей рекомендованными специализированными устройствами и
встроенными системами автомобиля?
— Ну дык,
начальник, я ж дальнобойщик! Я ж ночую черти где! Там бывает и сеть то не
ловится, телефон не берет! А поиграть, хоть разрядиться то охота. Не всегда ж
по-другому получается!, — сально хохотнул он, подмигивая копирайщику, но
наткнулся на холодный брезгливый взгляд, осекся и подобрался, изображая
понимание и важность момента.
—
Предъявите устройство работы с информацией.
Точно,
андроид, где ж только у него кнопка, думал Володя, залезая в кабину и роясь в
сумке. Достав черный поцарапанный прямоугольник нетбука, снова соскочил на
обочину, протянул компьютер инспектору. Скрывать было нечего. На диске имелась
лишь пара фотогалерей: он с женой и сыном, он с друганами на стоянках, четыре
альбома «Бутырки», «Михаил Круг — наследники» и сборники
«Эх, дорожка-трасса». Разумеется, абсолютно легальные, защищенные
SuperDRM, с индикаторами количества прослушиваний. Да еще игрушки —
«Переполох в общаге. Часть 86» и «Приключения на пляже — обратно
на Ибицу, переиздание».
Остро глянув
на водителя, инспектор запустил «Общагу». Зашел в
«Статистику», посмотрел количество времени, проведенного за игрой,
показатели набранных очков, видимо, удовлетворившись, вернул нетбук.
— Ваш
телефон оснащен технологией блютуз?
— Вроде,
да, только мне эта хрень без надобности, — снова пожал плечами Владимир. Он
видел, что досматривают его уже по инерции. Гаишник и вовсе откровенно скучал.
—
Предъявите его для досмотра, пожалуйста, — протянул руку копирайт-инспектор и,
видя, что Баженов открыл рот, чтобы что-то спросить, продолжил не терпящим
возражений тоном, — согласно постановлению Думы, лица, чей уровень лояльности
ниже степени А с одним минусом, могут быть остановлены любым представителем
органов правопорядка для осмотра принадлежащих этим лицам средств коммуникации
и устройств хранения и обработки цифровой и иной информации на предмет
установления законности хранящихся в них данных и их соответствию законодательству
об авторском праве. Короче, телефон давай.
О, хоть
какая-то человеческая реакция. Владимир, изображая обиду, шлепнул в
подставленную ладонь дешевый аппарат.
Да, ребята,
все же халтурно вы работаете, по шаблону. Кто ж теперь блютузом-то для
активации стафф-контейнеров пользуется. Это ведь полным идиотом надо быть. Или
новичком сопливым. — Владимир надеялся, что его мысли никак не отражаются на
лице.
Убедившись,
что список сопряженных устройств девственно чист, инспектор недовольно вернул
телефон и кивнул гаишнику.
— Можэтэ
слэдоват, — кинул тот Баженову терминал накладной и проверяющие отправились
обратно к посту.
Вслед им из
динамиков неслось: «Ты мне опять сегодня не дала! Мне не дала, зато дала
Сере-о-о-ге!»
Захлопнув
дверь, Владимир длинно выдохнул, и неторопливо вырулил на трассу. Посмотрел на
часы, хмыкнул, и полез в карман за телефоном. Почти не глядя на экран набрал:
«Эх, жрать охота, пожалуй заверну к Адамычу!». И отправил в свой
микроблог, уже лет пять существовавший в одном из не слишком популярных
сервисов, облюбованных дальнобойщиками и, отчего-то, врачами «Скорой
помощи».
Страдальца,
которому не дали, сменил Дима Билан. Не то четвертый, не то пятый, Баженов за
ними не следил. «Бе-бе-белив ми-ми», — отрывисто тошнился он в
микрофон под утробные басы. Противно, но ничего не поделаешь. Счётчик
медиа-системы неспешно отмеривал минуты прослушивания легальной рекомендованной
музыки, потихоньку подтягивая рейтинг.
По молодости
лет Баженов удивлялся, отчего год за годом с медиамониторов не сходят
инкубаторские мальчики и девочки с одними и теми же именами и не меняющимся
репертуаром, состоящим из ремиксов, миксов и сборников «лучшее за
год». Потом ему однажды объяснил знакомый «реалист» — настоящий
крутой создатель реал-ньюсов, шедших по всему миру. Он был пьян, а потому
совершенно откровенен. Впрочем, с Баженовым он таким был всегда.
— Володя,
ты пойми, это же все большущие, охрененно большие деньги. Как с конца
двадцатого века начали рекорд-лейблы да каналы регистрировать имена и
псевдонимы артистов торговыми марками, так и понеслось. Всё! Ваня Сидоров петь
не может. Имя-то как товарный знак зарегистрировано и принадлежит какой-нибудь
Сони Мьюзик. Это раз. Так что на фига что-то новое придумывать, когда под
раскрученным лейблом можно сто Биланов выпускать. Загнется один от кокса или
башку ему в ночнике проломят, можно нового выпускать. Копирайт же на репертуар
давно у лейбла. А еще, друг мой сердешный, они же всёёё считают. Все, до цента!
Новое имя, новая песня, новый фильм с ор-ригинальным сценарием — это ж все
авторские отчисления. Зачем? Невыгодно! Дешевле же за ремикс заплатить только
аранжировщику, а на все остальное и так равно у них права, сиди и стриги бабки
с каналов да с потребил, за каждое ж воспроизведение в личном плеере счетчик
капает! А у нас, в России они и вовсе не напрягаются. На фига? Мы ж для них
туземцы. Три притопа, два прихлопа, и все. Прокатывает! Импе-ери-я! Ха! Это в
реал-ньюсах моих Империя, а ты попробуй это скажи в Ростовском эмирате или
Сибирско-Китайской республике! Во они поржут! Так что нет никакого резона
международным лейблам напрягаться — мы рынок простенький и нетребовательный,
вкусы у аборигенов примитивные, ремиксы и адаптированное мыло в самый раз
сойдут.
Баженов тот
разговор вспоминал не раз, и становилось горько и обидно. Но, включая любой
медиаканал, он убеждался в правоте реалиста.
Ветер
разогнал облака, и небо над трассой сразу, вдруг, в один момент сделалось
прозрачно-голубым, тихим и спокойным. И отчего-то на душе стало легче. Жизнь
показалась правильной, нужной, и Баженов щелкнул выключателем, отсекая поток
бессвязных звуков. Остались только шелест шин, да небесная тишина, омывающая
кабину грузовика.
Так, молча,
улыбаясь своим мыслям, Владимир доехал до небольшого придорожного поселка, в
самом центре которого на месте нескольких сгоревших домов оборудовали стоянку.
По правому краю площадки шли кабинки сортиров, далее распластался перекошенный
барак с вывеской «Мотель». Слева приютился длинный одноэтажный
щитовой дом с крыльцом посередине фасада. Над крыльцом шли кривоватые фанерные
буквы «У Адамыча».
Баженов
вышел. Приложил руку к замку, запирая дверь, затем, покачав головой, полез в
карман куртки и достал связку ключей. Вставил металлическую полосу в прорезь
древнего механического замка, запер еще и его.
Посвистывая,
пошел к кафе.
Мимо проехал
семейный минивэн. Притормозив, съехал на обочину, водитель вышел и неторопливо
двинулся к кабинкам сортиров. В салоне Баженов заметил склонившегося над
ноутбуком пассажира. На другой стороне трассы встала возле ларька с сувенирами
машина с московскими номерами. Заехали на стоянку трое байкеров в патриотичных
куртках с двуглавым орлом на спинах. Один покопался в притороченной на
багажнике сумке, словно что-то настраивал. Или просто искал сигареты, которые и
достал из бокового кармана. Хлопая друг друга по спинам, байкеры пошли в кафе,
выпятив пивные животы.
Сидя за
столом, Баженов улыбался.
Копирайт-инспектор
зря рылся в нетбуке и телефоне. Зачем использовать такие сложные и легко
вычисляемые методы?
Поворот
ключа — и тонкий металлический стержень аккуратно нажимает на кнопку активации,
включающую насмерть, до белого шума, скремблированный высокоростной wi-fi
упрятанного в толстой двери «Дракона» устройства, состоящего из
простенького управляющего модуля и вместительного винчестера.
Тот, кому
надо, и пароль доступа к винчестеру, и коды скремблера знает.
Байкеры,
видать, решили качать все, потом увезут к родным пенатам, и оттуда поползет
файл за файлом… А вот тот, кто сидит в машине, судя по движениям руки, сейчас
бродит по директориям.
Интересно,
что он выберет?
Баженов
задумался.
Сам он
воспользовался привилегией почтальона и еще до загрузки просмотрел свежачок. Он
обязательно скачает себе спектакль, поставленный молодыми ребятами откуда-то
из-под Твери. Классический «Вишневый сад». Удивительно, что такие
молодые вообще его помнят. И где только добыли текст? В сетевых библиотеках его
давно нет, поисковики тоже ссылки на полные тексты давно из выдачи исключили,
А, вот, поди ж ты! Еще был новый сборник стихов девчонки из Москвы. Наивные, с
прихрамывающей, местами, рифмой, но почему-то от них у Владимира ком к горлу
подступал. И конечно же статья давно выброшенного на пенсию профессора с
закрытого философского факультета МГУ. Он со своим коллегой из Питера год за
годом вел оживленнейшую полемику о сути современного глобализма, оба
джентльмена фонтанировали идеями, писали легко, язвительно, остроумно и явно
наслаждались происходящим. За их перепиской в статьях следил весь даркнет.
Слово это
Баженов не очень любил, но оно прижилось. Даркнет — нелегальная, анонимная,
свободная от копирайта, распределенная и самоорганизующаяся сеть обмена
информацией. Свободной, живой информацией. Она была примитивна и надежна, как
лопата. Всегда находились те, кто соглашался рискнуть и доставить винчестер со
свежей информацией до точки, где ее могли скачать те, кто потом передаст ее
дальше — друзьям, надежным соседям, а те — своим. И никто не мог с этим ничего
поделать. Да и в официальном медианете упоминать о ней было нельзя. Ее просто
не существовало.
Баженов
доел, расплатился, и вышел.
Надо было
доставить официальный груз.
Интересно,
мне что-нибудь закачали или только сливали файлы? Но узнать это он мог только в
Москве, когда извлечет винчестер.
Полчаса он
ехал в полном молчании, чувствуя, как постепенно расслабляются закаменевшие
мышцы спины. Каждый раз он обещал себе, что не будет психовать, и каждый раз
нервничал.
Позади
внезапно вякнул сигнал патруля, в мониторе заднего вида показался бело-голубой
«крейсер» дорожной полиции.
— Вот
только вас мне сейчас не хватало, а — пробормотал Баженов, съезжая на обочину.
Из
полицейской машины вылез невысокий седой толстяк в форме сержанта, помахивая
полосатым жезлом вразвалочку пошел к «Дракону» Владимира.
— Вот
чертяка! — улыбаясь, прошептал тот, и полез наружу.
— Стас! ты
какого же черта пугаешь?! — зашагал он навстречу полицейскому.
Обнялись,
похлопали друг друга по спине.
— Ну, ты
привез? — нетерпеливо спросил Стас.
— Ага. Да
погоди ты, дай достану. — Баженов сел на подножку «Дракона», стянул с
левой ноги тяжелый ботинок, и принялся складным ножом отковыривать подметку.
Добыл из тайника miniUSB-флешку, протянул Стасу.
У того
дрожали руки. Из кармана куртки полицейский извлек старый поцарапанный плеер,
вставил в него флешку, со второго раза попал капелькой наушника в ухо. Нажал
кнопку воспроизведения.
И закрыл
глаза. Владимиру даже показалось, что старый дорожный патрульный всхлипнул.
Стас вытащил
один наушник, хлопнул Баженова по плечу, спасибо, мол, и, смешно косолапя,
побежал к своей машине, крича напарнику:
— Живем,
Михалыч, живем!
В наушнике
пел надтреснутый негромкий голос:
Вагонные споры — последнее дело,
Когда больше нечего пить…