Массовый открытый дистанционный курс – это, как правило, лежащая в открытом доступе серия видеолекций с сопровождающим письменным материалом и тестами для самоконтроля. В этом суть OOK, а первая буква, М, – это весь мир (MOOK – Massive open online course, Массовые открытые онлайн-курсы). На примере Википедии мы видели, как велика потребность человечества в знаниях и сколько людей со всех концов мира могут привлекать бесплатные материалы, выложенные в Сеть.
В 2011 году стэндфордский курс онлайн-лекций «Введение в искусственный интеллект» Питера Норвига и Себастиана Трана привлек 160 000 потенциальных слушателей, и из них 23 000 закончили этот курс – о таком количестве студентов не может мечтать ни один существующий в реальном мире кампус. Как сказал сам Тран, «Питер и я читали Искусственный интеллект большему количеству студентов, чем все профессора мира – специалисты по искусственному интеллекту – вместе взятые». В результате Тран ушел с преподавательской работы и основал Udacity – образовательную организацию, специализирующуюся на МООК.
Масштаб курса, прочитанного Траном и Норвигом, а также то внимание, которое привлекла к себе Udacity (и подобные ей Coursera, P2PU, University of the People), заставили многих в академической среде волноваться о будущем высшего образования. Ярче всего эти переживания были выражены в колонке «Проблема онлайн-образования» (The Trouble With Online Education), которую для New York Times написал профессор Виргинского университета Марк Эдмундсон. Как и большинство прочих критиков, Эдмундсон сфокусировал свое внимание на проблеме качества, задав вопрос, «сможет ли онлайн-образование когда-либо стать самым лучшим образованием», и сам на него ответив.
Мы с вами понимаем, что он подразумевает под «самым лучшим образованием», – уютный семинар в колледже, в идеале проводимый именитым профессором. Эдмундсон представляет себе либеральное гуманитарное образование в элитном колледже с кампусом и задается вопросом: «Кто же захочет учиться в онлайн-классе, вместо того чтобы купить себе образование намного лучше в Университете Виргинии?».
Но перед кем же стоит подобный выбор? Мы должны представить себе 18-летнего юношу или девушку, в распоряжении которых есть четыре года времени и лишние 250 тысяч долларов, и которые мучаются выбором между колледжем с проживанием и серией онлайн-лекций. Выпускники элитных старших школ в обозримом будущем вряд ли откажутся от поступления в элитные заведения. Проблема не в том, какое образование – «самое лучшее», а в том, как работает образовательная система в целом.
Эдмундсон не сумасшедший, чтобы утверждать, что все происходящее со студентами в колледже – прекрасно. «Каждая запоминающаяся лекция немного похожа на джазовую композицию», – пишет он, не уточняя, на что похожи другие, не запоминающиеся занятия. Он уверяет нас, что «большие лекции также могут создавать подлинные интеллектуальные сообщества», что, конечно же, значит, что могут и не создавать (он не уточняет, сколько именно «больших лекций» не справились с этой задачей). Эдмундсон заявляет, что «реальные учебные курсы рождают интеллектуальную радость», и это заявление можно назвать точным только в тавтологическом смысле. (Алкогольная игра «Критика МООК»: вы делаете глоток каждый раз, как кто-то говорит слово «реальный», «настоящий» или «подлинный», чтобы скрыть тот факт, что они говорят только об элитных колледжах, а не об обычных).
Мне повезло получить именно такое среднее образование, которое любит восхвалять Эдмундсон: четыре года в Йеле, невероятная интеллектуальная среда, и даже поточные лекции читались блестящими профессорами. Сейчас, десятилетия спустя, я все еще помню, какими словами мой преподаватель Истории искусств описывал Портрет четы Арнольфини и как курс современной поэзии не просто познакомил меня с творчеством Эзры Паунда и Х.Д. (, прим. ред.), а изменил мое представление обо всем XX веке.
Но эти лекции не «создавали подлинное интеллектуальное сообщество» или даже фальшивое интеллектуальное сообщество. Это были просто очень хорошие лекции: мы приходили, слушали, вели записи и уходили, чтобы потом обсудить услышанное в небольших секциях.
А разве занятия в этих наших секциях вели те же самые профессора? Конечно же нет, их вели аспиранты. Одному богу известно, сколько им за это платили, но это точно была лишь небольшая доля зарплаты профессора. Задача большой поточной лекции – не порождать интеллектуальную радость, а снижать стоимость вводных занятий.