Кремниевая долина регулярно сталкивается со сложным вопросом, задаваемым так часто, что он уже фактически стал салонной игрой: Мы в техническом пузыре? Другими словами, рационален ли объем денег, вливаемых в технологические компании, или мы на краю доткомовского коллапса?
В недавнем опросе десятков технических мыслителей, предпринимателей, исполнителей, проведенном The Atlantic, был любопытный ответ на этот вопрос, прозвучавший не один раз. Это не пузырь, настаивали сразу несколько респондентов, точно также как не было пузырем электричество век назад. Тогда люди могли называть его так, но они были не правы.
Это веское сравнение и оно требует определенного разъяснения, чтобы оценить его по достоинству. Был ли все-таки технический пузырь? Говорили ли в то время об этом?
Чтобы найти ответ, нам нужно перенестись в 1870-е, когда изобретатели Чарльз Браш и Томас Эдисон впервые продемонстрировали дуговое освещение и лампы накаливания. Сразу же последовал финансовый обвал газовых компаний, чьи акции стремительно упали, затем восстановились, и в итоге значительно выросли, поскольку они переключили свое внимание на отопление и кухонные технологии.
Десятилетиями неуверенность относительно того, что электричество может сделать с рынком, превалировала. “Что касается освещения, — сказал Джон Тиндалл в своей речи в 1879, — Я придерживаюсь того мнения, что электрический свет уже в скором времени победит газ. Я не уверен, что это затронет частные дома. Однако, поскольку я обеспокоен тем, чтобы не обронить ни слова, которое могло бы даже в незначительной степени повлиять на рынок акций, я ограничусь лишь выражением своего мнения”.
Электричество также создало свою собственную заваруху, отдельную от газа. “В 1880-х было множество компаний, переживших потрясение и затем консолидацию в 1890х, — говорил Дэвид Най, автор книги “Электрифицируя Америку”, — Чем-то похоже на ранний рынок электронной обработки текстов 1970-х и начала 1980-х, с множеством конкурирующих и несовместимых систем, которые объединились позже”.
Это означает, что ранние годы электричества были неопределенными для венчурных капиталистов того времени, даже несмотря на то, что его успех сейчас, в ретроспективе, выглядит столь неизбежным. Вектор не был столь очевидным в тот момент. В 1890-х, к примеру, инвесторы забрасывали деньгами электрические автомобили, но большинство первых систем провалились. “Надежда иногда столь же безосновательна, как и страх, — пишет The New York Times в колонке о глобальной экономике 1879 года, — Оба могут быть быть взлелеяны случайностями, недостойными доверия в качестве указателей направления”. И хотя существенная часть дискурса между заинтересованными группами на рубеже веков сводилась к тому, что же победит — газ или электрика, обе технологии в итоге развились, каждая своим путем, и процветают спустя время.
“Я не думаю, что это был пузырь, потому что полноценный рынок для электричества появился и вырос очень быстро, как было и с газом, который постепенно стали все больше использовать для отопления вместо освещения, — рассказал мне Най. — Так что, когда рынок скакал вверх и вниз, множество компаний исчезли в результате слияний или обанкротились, но точно не было никакого пузыря вроде знаменитой тюльпанной лихорадки в Голландии”.
Другими словами, не каждая компания выжила в попытке зацепиться за электричество — на деле, некоторые провалились прямо-таки грандиозно, но обобщая сейчас, технология во многих смыслах была революционной. И это еще одна причина, почему электричество перекликается с технологической индустрией сегодня. Повсеместное внедрение электричества глубоко изменило жизни людей, как на индивидуальном, так и на общественном уровне, сама по себе или благодаря тому, что сделала возможными дальнейшие технологические скачки. В “Электрифицируя Америку”, к примеру, Най указывает, что когда появились троллейбусы, они открыли американцам новые способы времяпрепровождения, вроде дешевых кинотеатров или парков развлечений, ослеплявших своих посетителей ярким светом и аттракционами, работавшими от электричества.
“С другой стороны, для тех, кто жил в то время, рынок вряд ли был стабильным, особенно в 1890-е, когда была крупная депрессия, — говорит Най, — но это повлияло на все сферы бизнеса, не только на те, которые связаны с освещением”.
Куда важнее, что как только электричество появилось, пути назад уже не было. В 1910 около 10 процентов домов в Америке были электрифицированы. К 1930 уже 70 процентов. И все же развитие этой технологии не означало, что любой предприимчивый человек, оптимистично настроенный относительно ее будущего, получит выгоду. И для людей, инвестирующих в Кремниевую долину сегодня, то же самое справедливо в отношении мобильных технологий. Многие, вероятно, большинство стартапов провалятся. Но важнейшие социальные изменения, которые спровоцировали смартфоны, останутся.
“Мы переживаем последнюю минуту первого часа глобального технологического цикла, — говорит Эндрю Томпсон, исполнительный директор Proteus Digital Health, в ответ на наш опрос. — У меня нет сомнений, что в 1920 люди говорили, что электричество — пузырь. Но это не остановило революцию, которая последовала затем. Невероятная мощь сети, к которой можно “подключиться”, множится на перспективы, созданные мобильными устройствами, в которые можно “залогиниться”.
Так пузырь ли это? На самом деле, это не тот вопрос, на который можно ответить с уверенностью, если ответ не “да”. И даже тогда есть более сложные вопросы, которые стоит задать. Если история технологии чему-то нас научила, ясно одно: никто не остается на коне навсегда. “Сокращение (рыночных ценностей) встретит сопротивление, конечно, — написал Times в 1879, — Но раньше или позже оно придет. Толковые инвесторы не игнорируют фактор случайности при оценке стоимости.”